Их называли исчадьями бездны...
Воины Севера - того севера, что вошел в эльфийские хроники под названием Ангамандо.
Воины меча и знания, слова и свершения - менестрели и звездочеты, книжники и сказители, целители и маги, говорящие- с-травами и помнящие-и-видящие, черноплащные всадники и танцующие-с клинками...
Разными они были, и разными дорогами пришли - кто-то пришел за знанием и наукой, кого-то последовал за отцом и братьями, кто-то следовал порыву своей души, зовущей - к Трехрогой горе, на Север, иных вела месть, а иных любовь, или щемящий зов яростного, бунтарского сердца.

Но с каждым из тех, кто остался, говорил Мелькор.
И каждый из них открывал свою душу и свое сердце, и знал, что многое есть в нем, но превыше всего - чувство доброты, справедливости, братства - тайро ири. И так было со всеми, кто решал остаться.
Но не все из них возвращались в то место, которое они назвали домом: Долгий мир брал свою виру кровью.
"Черные воины черной Твердыни - встаньте..."

...Когда из расколов жерла Тангородрима потоки лавы хлынули на Ард-Гален, выжигая стелящиеся под ветром зеленые волны до запекшейся корки, обсидиановые стены срезонировали густой, темной, тягучей, выворачивающей на изнанку музыкой, которая заполнила высокие своды, и ее было не возможно не слышать даже тем, кто не видел что происходить в долине, даже тем, кто не мог ощутить то, что силой своего дара чувствовали способные ловить отзвук бьющегося в конвульсиях живого мира... - и что до того, что разумом понимали, да, скорость лавового потока ниже скорости передвижения отрядов, да, кто захочет уйти- успеют, беспощадные к себе - наиболее беспощадны к врагам... граница будет отброшена в горы, а наших друзей... их хотя бы не будут убивать на пороге.

"Он контролирует поток, ведь контролирует"? И тише звучала музыка камня, осел пепел, и свежим ветром повеяло с опаленной земли.

Линия войны ушла дальше, но теперь осадную войну сменила война партизанская. Элдар стремились укрепиться на скальных уступах, нельзя было дать им укрепиться и отстроить новые форпосты. Теперь на острие войны оказались вольные горцы Дортониона - элдар были нужны их верность и их мечи; и война развернулась на невидимом фронте.

"Пишу, пока спокойная минута выдалась... Хотя - сейчас так, через минуту эдак. Зимы здесь тяжелые, перевалы замело, кажется не пройти. Встали на постой. Местные жители не то, чтобы голодают, но живут не богато. Помогаем как можем, лечим. Только поди разбери, где кто. Горцы тропы знают, бьют четко, слажено."

Остаться в стороне, когда гибнут братья - предать все, себя предать. Участвовать в войне - мечем или словом, магией или песней - и как провести черту, по которой надо пройти, чтобы остаться собой.

Линия войны проходит через сердце…

…Сердце Морнэйра, Воина Знания. Черного мага.

Он пришел в Аст Ахэ без малого 70 лет назад. Морнэйр - так назвали уже здесь. Мелькор назвал. Только его именем это не было. В племени – ребенком называли Гхардл, Последыш, с непередаваемым оттенком – Ребенок, убивший свою мать. Позже, когда он стал Великим Жрецом, он называл себя именем, которым называли его духи, с которыми он говорил. Он не умел забывать – но не хотел его вспоминать. Сонмище бесплотных демонов, теней, алчущих живой крови, содрогающихся в подобии жизни от потока ощущений агонизирующих жертв, разрываемых на части раскаленным железом и похотливой плотью… Только так он слышал голоса духов, - к которым он стремился, когда пресытился веком поклонения раболепно простершегося у его ног племени.

…К Трехрогой он вышел ведомый одним чутьем, да фразой, которую бросил ему заехавший переночевать к стойбищенскому костру молчаливый воин в черном. «Тебе, парень, надо туда», - он протянул руку - «На Север».

Он уже сам знал, что времени почти не осталось. Его усилия говорить с духами разрывали его между мирами, а оргии и человеческие жертвоприношения, дававшие силу, все дальше уводили его по дороге безумия. Его мать, мудрая женщина, потомственная шаманка и ведунья, силой своего дара призвала лесного духа, менявшего свой облик, и сочеталась с ним браком на ложе из трав под полной луной. Ее сын должен был унаследовать кровь своего отца, дар матери и знания нескольких поколений одаренных чародеев и чаровниц этого племени. Но родов мать не пережила.

Он был одарен выше пределов человеческих, но не знал, как овладеть своей силой. Хотел говорить – не мог не говорить – но самым простым из известных в мире способов призвал только голодных тварей; и в течение сотни лет медленно сходил с ума.

«Попей», - рука в черной перчатке подняла голову, другая наклонила бокал к губам. Он удивленно посмотрел, - забыл, что значит пить. Впрочем, и есть тоже. Уже потом, задним числом отметил, что увидел говорящего тогда двойным зрением – тем, которым видел мир живых, и тем которым воспринимал мир духов. Но это потом.

«Всего лишь вода с вином. Большего тебе сразу нельзя. А после - придется. Привычного источника силы у тебя не будет, если захочешь остаться, - уголок рта еле заметно пополз вверх. – Придется поддерживать тело обычным способом»…

Когда черный обсидиан огромного чертога запел, вознося в пространство многозвучие глубоких аккордов, и скальная твердь взметнулась пиками арочных сводов, он понял – что наконец-то овладел тем, что ему было дано даром и родом. Он смеялся – звонко, заливисто вторя пробужденной им музыке гор. Радужные блики мелькали по стенам,…он был счастлив, как может быть счастлив творец, впервые ставший творцом… Сил встать уже не было. Позвать на помощь – тоже. Когда почуявшие беду друзья ворвались в зал, - на миг остолбенели от увиденного. Он полулежал, залитый собственной кровью, и глаза его лучились радостью. Красная жидкость хлестала из вспоротых от запястья до предплечья вен. Его принесли к Мелькору. Успели.

«Знаешь, я понял - как это – творить! Как – говорить не только с теми безумными духами, которых я знал ранее, но и со всем сущим – деревьями, скалами, существами их населяющими. И я понял – ты дал мне это знание, и во имя этого я более никогда не принесу на жертвенный алтарь ни одно живое существо – сила во мне, в моей крови. Только в следующий раз я постараюсь быть не столь безрассудным», - взахлеб говорил он, когда они оба отошли от забытья. «Тэоли-Ахэ-о-алхэ – «Частица Тьмы в крови»… - произнес второй голос имя его сути.

..Сердце Эрг Ноора, воина Силы. В прошлом – командира разведотряда Приграничья.

…В двадцать с небольшим стать командиром одного из отрядов, охраняющих покой и жизнь жителей Приграничья – великая честь и доверие Айанто... «Времена тогда были – не то, что сейчас, не в пример спокойнее. Но в Приграничье бестревожно никогда и не было – да что с того, народ там смелый живет, отчаянный, кувалдой да с помощью неведомых духов и зверя лесного приголубит, и люд разбойный приласкает. Да вот орочьи отряды горные тропы прознали и ходить повадились.. И раньше – нет-нет да пробирались, но все небольшими группами, и большие деревни стороной обходили. А в этот год – повадились. Нас и еще несколько отрядов отправили на границу в подкрепление.

О прорыве орочьей ватаги сообщили дозорные. Нас – человек тридцать, верхами, на хороших конях и с хорошим оружием – отрядили прикрывать деревню, лежащую у них на пути. До села оставалось всего чуть, когда на перерез нам выскочил примерно такой же по численности отряд эльфов. Сшибка была не долгой: у нас был приказ, и, отбив первую атаку «в лоб», мы, забрав своих раненных, прорвались по направлению деревни. Уже влетая в нее, поняли – опоздали, самую малость: по обе стороны полыхнули дома, и вниз по улице посыпалась орочья банда, видимо, решившая не вступать в схватку и удрать с награбленным. Часть мы перебили, часть успела уйти в лес. Преследовать их мы не стали – искали живых. Врывались в пылающие дома, заглядывали в амбары… Всюду – тела, тела… Искромсанные мужчины, обесчещенные женщины. Вспугнутые нашим появлением, кровавую забаву с ними орки устроить не успели – убили быстро. Впрочем, несколько человек еще были живы… Я спешился возле одной из раненных – она лежала почти на пороге своего дома, он не успел толком загореться, крыша чадила, но толстые – на века - бревна стен не занялись. Склонился. Вдруг – спиной почувствовал: опасность. Развернулся, еще не видя, наотмашь, ударил мечом… Видимо, они спрятались под домом, когда напали орки. Дети совсем, мальчишки, лет 10-13. Испугались. А сейчас – не выдержали. Затуманенные ужасом, не различая уже – орк перед ними, или человек. Собрались бить, тем что под руку подвернулось – вилами, острогой. Я убил их одним ударом. Всех троих. Друзья держали меня, когда я попытался броситься на меч.

Уже потом, когда перестал вырываться, объяснили – куда я, туда и они. Ведь – вместе здесь были, и окажись они рядом – случившееся бы не произошло. С того дня я жил ради них. О том, что произошло, никто не узнал – до поры. Я попросил снять наш отряд с патрулирования и направить на выполнение особо сложных заданий. Я помнил, благодаря кому мы опоздали. И бил наверняка. 10 лет мы выполняли задания, где надо было действовать четко, быстро. Это не были чисто военные операции. Я делал все, чтобы снизить потери в наших рядах – провокации, точечные атаки, как говорят сейчас – диверсии. Какой ценой достигался результат, в Аст Ахэ не знали. А мои ребята, спаянные одним молчанием, не говорили», - Эрг Ноор не любил рассказывать свою историю, но делал это, если чувствовал, что очередной ученик, подогретый юношеским порывом, стремиться победить любой ценой.

…Девочка, я никогда не писал стихов.
Может – в юности, может – во снах.
Мягкой поступью еле слышных шагов
вставал рассвет Твердыни в твоих глазах.

...Я не умею писать стихов.
Всегда учился – не выпустить меч.
Не принесу, и не примешь моих даров,
останусь – неслышно тебя беречь…

Переломный момент произошел тогда, когда вызвав на поединок эльфа, ранившего маленькую целительницу, он понял, что руководило этим поступком. И понял, что можно убивать эльфов, а можно – защищать людей. С тех пор прошло уже два десятка лет. Он до старости командовал отрядом, и воины доверяли его опыту, твердой руке, и умению любить, а не ненавидеть, приобретенному по праву своей жизни. Последняя стычка оказалась для старого воина не слишком удачной – падение с коня, перелом. Понадеялся на свою вечную живучесть, да и девочку – она все еще оставалась для него девочкой – не хотел попусту беспокоить. Срослось, да не так, а ломать он уже не позволил, так и ходил, прихрамывая. Но из Аст Ахэ не уехал – куда тут уедешь, если новые мальчишки. Молодые, горячие… а в двадцать лет командиром отряда – честь для любого…

..Сердце Эйри, целительницы Твердыни.

Она приехала сюда девочкой-сиротой, подобранной на оставленном неизвестно кем пепелище. То есть ,может быть, и известно кем - но тогда она была маленькой, а потом - не стало желания искать воинов, что, возможно, помнили, откуда она. Да и вряд ли кто-то помнил. Детей таких находили много. Случалось, конечно - привязывались, растили. С ней - не случилось. Вроде бы и все любили, никто не обижал - детские обиды меж подружками - не в счет. Но не было никого - совсем родного, единственного. Ни матери, ни отца. Только братья.
Она так и оставалась девочкой - довольно долго. Когда училась лечить, и давалось совсем не сразу - не было у нее великих способностей, только желание знать и помочь. Когда просилась - и ведь хватило смелости, пошла к самому Айан-таэро! - назначить ее по окончании обучения лекарем в какой-нибудь из отрядов. Когда, смирившись с отказом, обустраивалась в лазарете и дрожащими от волнения руками разматывала повязки первых "своих" раненых…
И был он - 600-летний элда с кошачьи мерцающими темными глазами и кошачьим же, золотисто-бархатным именем - Эркассэ, заботливым взглядом, темным же водопадом волос - и семьей дома; была осень, звенящая перетянутой струной тоска, безумная, беспочвенная надежда - и одиночество..
Было многое - события, одно за другим, складывались по ниточке в опыт. С ней стали считаться, звать целительницей Эйри, младшие - Эйрис… хотя какая целительница, силы у нее не было никакой. Себя она считала лекарем - а что людям от ее рук легче - так это понятно, иногда, чтобы вылечить, и теплого слова достанет.

Эрг Ноора она знала давно. Знакомство, правда, произошло при весьма интересных обстоятельствах - один из излечиваемых нолдор всадил ей в спину ее же кинжал. Это было давно, и с тех пор она давно научилась и кинжалы чужим рукам не подставлять, и лишних разговоров избегать с успехом. Поняла - давно, но сердце было одно, и кто в нем жил - было известно обоим. По правде, лишних разговоров избегать и не приходилось - он их не заводил, пытались другие - но это как раз было не страшно.
Она все-таки попросила его научить ее получше владеть оружием и конем. Немного учили всех, но она сумела убедить, что ей пригодится. Потом в самом деле пригодилось- после Внезапного Пламени целители были наперечет, одни возвращались в крепость и падали -спать, другие ехали их сменить. Наверно, она перестала быть девочкой там - когда они шли через обугленные дворы, где не было даже ворон, когда ножом обрезала по живому горелые кожу и мясо, теряла раненых одного за другим. Случалось и подраться, хотя кривые удары друг по другу с каким-то человеком, вздумавшим перерезать раненых, были далеки от эпического понятия поединка, а участие в коллективном лучном залпе из-за кустов - не великая боевая заслуга.
Она стала жесткой - так кожа, побывав в огне, съеживается и становиться жесткой. Она научилась перевязывать почти смертельные раны - и улыбаться, а хоронить и не плакать учиться не пришлось - просто в какой-то момент кончились слезы.
Раны друга она себе простить так и не смогла. Что с того, что от ее лечения и от нее самой он бегал, как не побежал бы и от сотни нолдор - как-то нужно было удержать, разобраться - не стала. Поверила в опыт старшего, послушалась -и теперь от души обзывала бывшего наставника то старым дурнем, то пнем, когда про себя, а когда и в слух. Раньше он поставлял ей раненых, теперь - мальчишек с вывихнутыми на тренировках запястьями, а потом с ней рядом стоял на стенах, дожидаясь возвращения уходивших в Пограничье отрядов тех же мальчишек… Так и жили.

…Сердце Кхана, Воина Знания; Иртха.

«Хаар Ману говорила: пять и пять нах-харума будешь у Харт ана Мелхара. Великий харга станешь, мудрый харга. Потом вернешься – молодых учить станешь», - высокий лоб крупного, по людским меркам, мужчины – иртха от усилий покрылся бисеринками пота. Он с усердием, то и дело прикусывая кончик пера чуть выступающими мощными клыками, выводил на клочке бумаги звуки родного языка рунами ах энн Твердыни. Получалось правда не шибко грамотно; учили- то – языку и письму людей Аст Ахэ, да и наука давалась бессмертному иртха не просто. Но уж пришел учиться – так учись всему, чему можешь, а то вернешься, в глаза хар-ману посмотришь, а она скажет: «не великий харга вернулся, а арра», если хуже - «й'агp». Вот и выводил старательно воин-иртха руны на клочке бумаги, записывая – а что еще писать? – то, что на ум пришло, не зная того, попутно, впервые он перенес разговорный язык иртха в письменную форму. Шел восьмой год его обучения среди людей Аст Ахэ.

…Сердце Фьеллы, менестреля Твердыни; Воина знания.

Она знала – как это: творить мир магией звука. Для нее это не было красивой метафорой, поэтическим сравнением. Поэзия, мелодия, ритм, и сила вдохновенного сердца становились преображением – меняли реальность. Интуитивно она знала это еще совсем малышкой: цветы на окне радостно поднимали головки, услышав обращенный к ним заливистый голосок, и теплело на душе у людей, заслышавших ее песенку. Потом, услышав как в его руках пела Лаиэллинн представила, как музыка может творить. Представила настолько живо, что казалось – еще чуть-чуть, и сможет сама… Она побледнела, когда через не до конца прикрытую дверь, увидела тонкие кисти, по которым на пол каплями сочилась кровь: «Руки творца…», - еле слышный шепот.

Свободное от музыкальных занятий время она любила проводить в библиотеке. Вместе с подругой – летописцем: видящей и помнящей – они восстанавливали ах энн Предначальной эпохи. То есть не совсем восстанавливали: старались понять, каким он мог бы стать сейчас в употреблении людей, если бы они мыслили более близким к эллери образом; если бы Мир не знал Войны. Летописец, в минуты озарения ощущала какими они были – образы слов и понятий, ясных эллери по естеству своей природы и не произносимых в слух, но несомненно важных для человеческого языка; Фьелла благодаря тонкому музыкальному слуху помогала подруге выбрать варианты, наиболее созвучные звучанию современного ах энн.

Пока однажды не осознала: война здесь, совсем близко. Просто однажды утром на пути в трапезную не столкнулась с парнем, который еще давеча в шутку сделал вид, что собирается дернуть ее за длинную косу; шуток таких она не понимала и сердилась на него сильно. Парня, который попытался даже улыбнуться, завидев ее, вели в сторону лазарета. Одна рука, рассеченная глубоким ударом меча, висела плетью.

Она знала – менестрель не может взять в руки меч; не может пролить кровь, сохранив песню в своей душе; но только радовать своей музыкой – этого ей стало мало. Она и не брала меча – ни меча, ни кинжала, ни любого оружия, которым могла постоять за себя, ни в первый раз, отправившись на задание с отрядом, ни в последующие: Фьелла, менестрель-чародей.

…Сердце Видящей и Помнящей; Летописца.

«Понять – чтобы стать; помнить – чтобы быть»… Она ощущала – как это. Что это. Зачем. Четко и явно осознав в тот момент, когда ее лучшая подруга, напарница всех изысканий, потянула в свою музыку силу. Ее родители – такое случалось, хоть и не часто, жили в Твердыне, встретили здесь друг друга и полюбили. Оба – Воины Знания; поэтому было не удивительно, что дар передался дочери. Сейчас, на старости они жили в своем доме в поселении под сенью Тангородрима, в северо – восточных предгорьях, на берегу не замерзающей зимой гейзерной чаши, осененной соснами и особенно крупными в горах звездами.. С четырех лет она начала «видеть», всматриваясь в очертания рун тай-ан. Не сразу родители поняли, что детская трактовка образов, стоящих за символами, отличается от привычной им. Когда – чуть-чуть, а когда – настолько, насколько может отличаться сознание человека, который выражение своего дара именует словом «воин» от существа, не представлявшего, что значит - война. С возрастом она научилась видеть и то, что напрямую не соприкасалось с письменностью – «картинка» расширилась от листа бумаги, чернильницы и пера в руке эллери до долины Лаан Гэлломе… А пытливый ум приносил интересные результаты - составлять слова, описывающие то новое, что возникло в Первую эпоху с точки зрения Эльфов Тьмы Предначальной эпохи…

Могло показаться – зачем это сейчас? Игры с памятью? Никому не нужные головоломки на ах энн? Упражнения для мозга библиотечного летописца книжника, предпочитающей старые манускрипты прогулкам при луне, больше присталым девушке ее возраста?

Когда ее подруга Фьелла вошла в состав боевого отряда, она поняла – ее место здесь, в пыли библиотеки. И не игрой сознания был – казалось бы не нужный сейчас дар видеть мир таким, каким видели его не знавшие войны. «Если забыть, что мы несем в мир, незачем помнить, зачем это защищать».

…Сердце Алхорана, воина Меча

Нелюбимый сын одного из лучших воинов племени Волка, непохожий на родителей - был пепельноволосый, мать – светленькая, а сын родился вчерноту каштановый и с темными глазами – подменыш, а то и не по закону рожденный. Имя мальчику дали Аконит – недоброе имя, словно не ждали от него ничего хорошего. В 14 лет ушел в Твердыню, напутствуемый словами: в воинских рядах тебе будет лучше, так что домой можешь не возвращаться.

Он и не вернулся. Стал воином разветотряда, потянувшись всей душой к немногословному ехидному командиру – так хотелось, чтобы его как человека кто-то полюбил и зауважал.

Из дома вестей не было долго.. пока однажды в Аст Ахэ не объявился дерзкий рыжий паренек. Анхоран как раз вернулся из очередной вылазки, едва успел расседлать коня, как его позвали: тебя, мол тут ищет кое-кто… Случайно встретился бы – и не признал: последний раз он видел брата трехлетним малышом. Уговорил Эрга взять Алайо учеником, а в перспективе – в отряд: все же спокойнее, если брат под приглядом.

… Сердце Алайо, ученика Твердыни

Ученик Твердыни, пришедший сравнительно поздно – обычно на учение приходили лет в 10-12. Дома его и не собирались отправлять учиться, но у Алайо были свои мысли на сей счет. Мальчик ухитрился найти нужные слова и для вредного командира братнего отряда, и для носящего имя Мелькор.

Еще совсем ребенком он больше всего был привязан к старшему брату, а став воином, тот и вовсе приобрел в глазах мальчика ореол героя. С малых лет чувствовал себя в лесу как рыба в воде: мало кто даже из старших мог так же хорошо распутывать следы и охотиться с луком и стрелами на мелких зверьков. «Белке в глаз попадет» - это не было преувеличением. Он рассчитывал, что эти умения пригодятся ему и в дальнейшем.

…Сердце Селара, ученика Твердыни
Селар и не думал быть воином Аст Ахэ, но все сложилось именно так…и он пока еще ни разу не пожалел об этом.
Однажды, еще будучи обычным подростком приграничья, он поспорил с ребятами, что сможет ночью пробраться в южную смотровую башню Твердыни, в смену, когда дежурил старый вояка Гузлюм, и украсть у него ключи от южных ворот. Он был ловок и быстр, гибок и мог сливаться с ночными тенями. и был уверен, что у него все получится. Он благополучно, цепляясь за старый плющ, порядком ободрав мягкие и открытые места, залез в окно, подобрался к мирно храпящему Гузлюму, и только протянул руку к его ремню, как кто-то быстро схватил его сзади на плечо. Селар подпрыгнул, и сердце ушло в пятки, «Ну сейчас влетит по полной! Еще проведу ночь в казематах!». Это друзья наказали его за спесивость и не предупредили, что к старику Гузлюму сегодня приезжает его сын Кортх, который вернулся с разведки…Вот не повезло так не повезло!
- А ты, я смотрю, прыткий парень. И что же мы с тобой будем делать? А?. – сказал Кортх
- Эээ… Я просто…эээ…решил проверить бдительность охраны. – Осмелился сказать Селар
- …
- … - У Селара сердце ушло еще глубже в пятки
- Ухахаха! Хаха… На сколько это, интересно, посадить тебя в казематы..? Или может посадить к голодным и злым волколакам, которые недовольные вернулись с похода? Или может быть сказать твоему отцу, о том, какой ты никудышный сын?
- Простите меня. Я знаю, что слов мало за мою наглость. Но может быть я смогу пригодиться.
- Отрабатывать точно будешь, парень. Не переживай, нам твое умение может пригодиться…
Вначале Селар отдраил казематы, и помог ремонтировать учебную арену, ему, как ни странно помогал в этом сам Кортх. С ним было интересно, он рассказывал о походной жизни, жизни полной приключений, на все накладывалась философия Аст Ахэ, и Селар не остался равнодушен.
Он стал приходить чаще к Кортху и помогать ему во всем, и не понимал, почему его не отправляют обратно, но был рад тому, что не отправляют.
Прошло время, и Кортх поручился за него в Его испытании. И началась учеба. Но Селар все равно оставался в душе озорником и придумывал всякие шалости. Его серо-синие глаза часто смеялись, но был он подвержен и меланхолии, тут и помогали какие-нибудь выкрутасы. В последнее время Селар увлекся химией и всякими взрывающимися штуками, любил экспериментировать, и часто воровал всякие рецепты из Библиотеки.
Он был хитер и ловок от природы. Неплохо стрелял из лука и арбалета. Был быстр с мечом. И не знал еще пока, куда дальше закинет его Судьба.

…Сердце Линнар-иро-Линнха, воина Меча.

С первого взгляда можно было понять, что он принадлежал к Роду Рысей: чуть удлиненные и приподнятые к вискам глаза; темно-русые с более светлыми прядями – как пятна на рысиной шкуре – волосы, всегда собранные кожаным ремешком; плавные кошачьи движения.

Семья была большая и дружная, в самые тяжелые моменты жизни они стояли друг за друга. И когда Линнар уже избрал путь и остался в Твердыне Севера, он продолжал душой стремиться к родным. Раз в год, а то и чаще, он ездил в родную деревню. Старался привезти подарки – чаще всего это были переписанные от руки небольшие книги, которые он выпрашивал у друзей-книжников. «Ты там у себя уже целую библиотеку собрал», - ворчали друзья.

В его роду передавалась редкая способность – в некоторые моменты, на сосредоточении всех физических и душевных сил, становиться подобным зверю – Айа-Линнх, как говорили они; а в племени иртха таких именовали алхвар. Он знал об этом, но только закончив обучение в Аст Ахэ и приняв меч, понял каким-то неоспоримым внутренним знанием – как, когда и для чего ему пригодится этот дар.

В годы обучения было еще одно прозрение.

Он был одним из лучших учеников, единственная беда – на все не хватало времени. Ему слишком многое было интересно, и он никак не мог выбрать – что же важнее. Целительство, правда, ему сразу не пошло, он ограничился умением перевязывать раны да знанием двух десятков трав. А вот письменность, искусство – книги, стихи, рисунки, описания далеких земель, да древние, порой граничащие с волшебством знания привлекли его куда больше. Он разрывался между Путями хранителя знаний, странника и воина.

Из случайного разговора с хранителем книжной мудрости он впервые узнал о том, что можно разговаривать мыслями. Линнар упорно, несмотря на недоверие и даже насмешки друзей, стремился узнать как можно больше. И он добился своего: он был одним из немногих, кого всерьез учили осанве – правда, постоянно предупреждая, что в бою полагаться на осанве нельзя, ибо немногие владеют им достаточно хорошо – но все же учили.

В свои 26 лет он был уже опытным воином, с навыками хорошего разведчика. Мечником он был, однако, не лучшим в отряде, полагаясь не столько на мастерство, сколько на свои, природные, умения. Собирался жениться, и девушка на примете была.

Но последний год был тяжелым – словно вырвавшееся из-под земли пламя опалило их всех, покрыв души саднящей ожоговой корочкой. Ему снились сны – надвигающееся войско эльфов, такое большое, что за ними не видно было горизонта. Он сам и его т'айро-ири в этих снах были не людьми, а Айа-Алххаи, Великими Зверями. Еще он видел встающее в полнеба ярко-огненное солнце, и в лучах его - черные силуэты своих товарищей с обнаженными мечами. «Солнце героев» - шепнул ему кто-то во сне имя Солнца.

Он знал – придет тот час, когда им не хватит человеческих умений и сил, чтобы защитить свой дом, и тогда они станут чем-то большим, чем просто люди, отдав за это свою жизнь, но сделав невозможное. И древнее солнце героев коснется их своими прощальными лучами.

Штрихи к портрету

…Ветреным вечером, в начале месяца ветров, вся большая семья собралась в доме, чтобы решить, отправлять ли старшего сына, достигшего двенадцати зим, на обучение в Твердыню Севера. Линнар уже знал – от матери – что решение будет в его пользу, но сидел взволнованный, ощущая себя как будто на колючей прошлогодней хвое, а не на лавке, покрытой шкурой; и тщательно старался не показать волнения, а то какой же из него взрослый.. Старшие не спеша обсуждали достоинства и недостатки мальчика. Наконец решение было принято, его стали поздравлять и напутствовать, а три сестренки, влетев в дом с дружным визгом, повисли на шее; правда потом, сообразив о разлуке, так же дружно всплакнули…

…

- Парень, ты как меч держишь? Это тебе не палка! – с этими словами воин рубанул мечом снизу, метя по ногам, Линнар отпрыгнул, но следующий удар, горизонтальный, с подвывертом, неожиданно обрушился на меч, и юноша не смог удержать его в руке. Он отскочил на два шага назад, одновременно выхватывая последнее оставшееся у него оружие – костяной нож, прочный, но не слишком острый. Со стороны воинов, наблюдавших за учебным поединком, послышались смешки. Но Линнару было не до них, его противник с ухмылкой пошел в атаку и юноше оставалось только уклоняться от ударов, пару раз самые опасные он сблокировал ножом – разумеется, это задерживало удар не более чем на миг; вскоре он совершенно вымотался и мечтал только о том, чтобы все закончилось, уже неважно как – пусть смеются.

Эрг опустил меч, кивнул, подтверждая, что поединок закончен.

- А Рыси не лыком шиты! – громко сказал он, обращаясь к молодым воинам, - Видели, что нужно делать, если у противника оружие длиннее вашего на…, - он запнулся, махнул рукой, - в общем, длиннее.

Линнар ушам не верил – его что, еще и похвалили?!

- Меч подними! – уже сурово бросил ему наставник. – И до вечера упражняйся, кисть разрабатывай.

…Сердце Фиркааэль (Фирка), говорящей –с-драконами…

«А что стало с Драконом потом, когда он спас людей от тумана, несущего смерть»? «Спи, маленькая, это просто сказка…»

Мало кто знал, что история Элдхэнна не закончилась в Войну стихий. Думали – у них просто одно имя, мало ли, совпало, бывает.

…Девочка вздохнула, но послушалась. Говоривший – высокий мужчина с черными волосами и эльфийскими чертами лица вышел из комнаты. Для нее все это должно было оставаться сказкой. Он надеялся, она станет близка к Эллери, к которым всегда стремилось его сердце, и никогда не узнает разрушительного безумства мига, когда тело изменяется, подчиняясь духу. Девочке шел восьмой год – семь лет прошло с тех пор, как он принес ее в Аст Ахэ. И в эту ночь ей снова снился огонь. Огонь и дракон, дракон и огонь.

Темный дар ее матери - Видящей был велик, и она была уважаема среди своего племени невозжелавших Амана. Их племя подвергали гонениям и люди - за чуждость, и другим эльфам они были противны, как темное дикое племя якшавшееся со Злом и его детищами.
Их осталось совсем мало и мало рождалось детей, и все реже в них явно и сильно давал о себе знать дар, принесенный вместе с кровью той, что пришла из Тьмы и назвала себя эльфом Тьмы – Эллери Ахэ.
Но дух Дракона разжег угли и родилось дитя, первое и последнее дитя Видящей. Мать не успела даровать даже имя и не успело племя отпраздновать рождение дитя – земли Эндоре не всегда бывают милосердны. Он успел, чудом успел – уже – не встать плечом к плечу, только - подхватить малышку из разомкнувшихся рук. Он отказался от мести – тогда, когда сделал выбор: вставать на след тех, кто недавно покинул вырезанное ими селение, или спасать новорожденную – везти ее на Север, к своему старому другу и учителю.
Росло и училось дитя в Твердыне, не ведая до поры о своем происхождении, был у девушки дар, о котором она узнала, будучи на пороге отчаяния, ибо каждую ночь ей снились сны об убитых и чей дух сломлен и просили они о кровной мести, и во снах были кровь и огонь, полет и Дракон.
Говорили ей, что редко рождаются люди с таким даром, и дар этот и счастье и проклятье, ибо управлять им еще сложнее, чем биением своего сердца.
Учитель дал ей имя Фиркааэль – восходившее, вопреки традиции, к квенийским корням – в память о нандор, кровь которых передалась ей от матери, а местные звали Фирка, и более всех понимал ее Гортхауэр, ибо знал, как тяжело управлять своей другой оборотной стороной, был он предводителем оборотней-волколаков. Когда девочка вступила в пору совершеннолетия, стало ясно: природа не наделила ее обликом, который она могла бы унаследовать от смешения эльфийских кровей – эллери и нандор: облик ее не говорил ни о мощи, ни о великой красоте; но дух ее горел белым огнем, волосы развевались, будто всегда на ветру, а в глазах была свобода и скрытая печаль и мудрость.
Навыки давались ей разные, но не была она мастером ни в каком из них, была тяга и к знанию и к военному делу, но сила была в другом, что предстояло еще понять, обуздать и осмыслить.

…Высокого мужчины, которого она помнила с детства, уже несколько лет не было рядом – очередное странствие все не могло привести его к дому. Однажды, разбирая архивы библиотеки, она обнаружила пожелтевший от времени свиток… «…Сказка…» - звучал в голове голос мужчины из детства. «Кровь и Дракон…», - в задумчивости прошептала она, дочитав до конца.

Приложение

История Элдхэнна, записанная в год 46 от основания Твердыни, летописцем Хонарном из рода Сов.

"В ночь последней луны...

...они были закованы в сталь и черненое серебро, аспидными были крылья их.(о драконах воздуха)


...«Под моим крылом-
тот мир, которого не станет -
Истает дымкой осеннего рассвета» (От Элдхэнна)

«Под солнцем его чешуя казалась почти черной. Странно, ночью она всегда была серебрянной в лучах луны...»



...позже люди назовут его Анколагоном Черным.


«Была долина – Лаан Гэлломе и горы вокруг – и небо, которое открывалось мне». Маленький дракон нередко приходил к эллери, они звали его Элдхэнн, ему нравилось быть среди них, и еще – была девочка, которой он позволял гладить себя за ушами. И было небо – второй его дом, в котором он учился летать, совершенствуясь, постигая, понемногу взрослея.

Когда мир стал иным – он чувствовал это в потоках силы, стремящейся с запада, он рванулся навстречу ей – уже чувствуя гибельное, но не зная, что это, пытаясь понять – и может быть, остановить. Армия Валинора спускалась в Эндоре... Молодого дракона отшвырнуло в сторону – ему хватило ума не лезть в самую гущу. Выровняв полет он сделал круг, осматривая флаг, ища место, где ряды не настолько плотны. Он знал, что Тано Мелькор или его первый ученик не могли не почувствовать их приход, и решил сделать то, от чего было бы больше всего пользы. Затаившись в облачности, он выждал момент, и резко спикировав, вырвал одного из майар из рядов, одним движением сломал ему шею и бросил тело вниз. Сознание – феа, которое за миг до этого билось рядом с ним, погасло. Он задохнулся от накатившего ужаса - звери, которых он убивал для еды, умирали, но этого чудовищно болезненного – не было. Лишь миг он позволил ужасу от содеянного захватить себя. Взмах крыльев, поворот – и тело автоматически уходит от нацеленного удара. Спикировать резко вниз – и на максимальном ускорении выйдя из мертвой петли, ударив снизу, вырвать еще одного из сияющего воинства... Еще, и еще – существа в сияющих доспехах отмахивались от него – по возвращении всех ждало продолжение вечного бессмертия, но тварь Моргота заслуживала смерти. Крыло, до предела напряженное от пируетов, чуть дрогнуло – и клинок достал своей цели, подрубив сухожилье. Ему еще хватило сил подняться на вираж, но довести до конца атаку он не смог, просто направил полет в ряды, и схватив пастью, очередного воина, почувствовал прожигающую все тело вспышку. Замедляя здоровым крылом падение, он нырнул в восходящий поток – и еще видел, как воинство спустилось в долину. До последнего момента он был в сознании, пока, проламываясь через густые ветви, не упал посреди чащобы. Он не умер – просто тело вошло в состояние анабиоза, потихоньку, капля за каплей, восстанавливая себя. Удар сердца – в несколько часов, вздох – раз в несколько суток. Воздушный поток отнес его достаточно далеко, сломанные ветви прикрыли тело, в котором почти не чувствовалось жизни, - и стая Ороме не нашла его.

Десятилетие сменяли года... Век дракона долог, и силы почти бесконечны, но чтобы исцелить плоть, нужно было время, много времени... Истлели древесные ветви, обсдианово-черную чешую покрыли мшистые разводы, а по весне на одеяле из прелых листьев появлялись цветы – самые ранние, зеленью полянки и пестрыми капельками лепестков призывая вслед за собой первые прогалины. Под ним было тепло, и чуть чаще, внутренняя дрож проходила по изгибам холма. И случилось, что на поляну вышли эльфы – синдар, - их небольшой группы, отбившейся во время перехода в Благословенные земли, и после скитаний, осевшие в лесах неподолеку. В удивлении остановились они: под древней, в два обхвата сосной, мерно колебался, то поднимаясь, то опадая, живой полог, проросший мелкими цветами и остролистной, нежно – зеленой невысокой травой. Одна элде – тонкая и беззащитная, если б не блестящие веселые глаза, с пляшущими в глубине искорками – подбежала, и покрепче ухватившись за траву у подножья – то ли холма – то ли.. - поди его разбери – дернула. Слежавшийся пласт тяжело, но поддался – она потянула сильнее...З а годы он пророс, сплелся корнями с землей... Когда эльфы, д